DeletedUser25709
Гость
Помещу пожалуй на сей форум свой рассказец, правда он никакого отношения к Весту не имеет:
Конец бригады Вольных Топоров.
Уже который день наш обоз был в пути, каждый нас думал о том новом месте, где им предстояло жить и нести службу. Многие рекруты пытались скрасить свободное время играя к кости, или болтая друг с другом, а кто-то просто дремал. Прошел небольшой дождь, и когда он закончился, Кэлвин испугавшись, что лечебные травы, лежащие у него в сумке могут отсыреть, начал спешно их просушивать на солнце. Выложил из сумки все что было, бинты всякие, инструменты, порошки и все остальное. Также выложил небольшой кусок ткани, скрученный в рулон. Небольшой порыв ветра заставил ткань развернутся и все кто ехал с Кэлвином в одной повозке увидали что это не просто ткань, а старый потрепанный, но внушавший уважение флаг, на черном, как смоль фоне виднелись два скрещенных топора.
-Откуда у тебя это? – спросили Кэлвина.
-Ну это долгая история… -смутился он.
-А пока торопится некуда, расскажи нам эту историю.
-Хорошо, уговорили. В общем этот флаг – это все что осталось от бригады Вольные Топоры. Нас тогда разбили, сильно разбили... Впрочем я лучше начну историю с самого начала.
Служил я в бригаде Вольных Топоров, лихие были парни, и дело свое знали на все сто. И бригад-командор у нас тоже был что надо, суров –но справедлив. Очень мы его все уважали.
-Чем я там занимался, говорить? Да чем обычно, перевязки делал, припарки всякие да повязки. Не о том в общем разговор. Наняли нас как то Намирийцы, сроком на три месяца. У них там пограничный конфликт с Гондаром приключился. Заплатили нам неплохо, ну мы свои денежки отработали по полной и крепко наддали гондарцам.
Вскоре после этого обе страны обменялись послами, и миром уладили все, как будто ничего и не случилось. В общем обычное бряцанье оружием двух сопредельных, сильных государств.
На этом наша служба должна бы и закончится, но нас перевели в глубь страны, там у них бунт крестьянский образовался. Дело конечно не самое приятное – с гражданским населением воевать, пусть оно и не очень уж мирное. Но делать нечего- контракт подписан, деньги уплочены –изволь выполнять работу.
Пошли мы на мужичье, с одного фланга наша бригада, с другого регулярная армия. Надо признаться – эти вчерашние крестьяне крепко дрались, не на жизнь а на смерть, крови не боялись. И вооружены то были ерундой всякой –серпами, лопатами да граблями, но повторюсь бились очень достойно.
Их бы вооружить, обмундирование справить, да в бою научить, действовать более скоординировано –цены бы им не было. А так.. Разгромили их подчистую, да еще под конец кавалерия подоспела и одним натиском их строй раздробила. Многих тогда в плен взяли.
Тем же вечером все наши собрались в одной таверне, поесть, выпить да товарищей наших павших помянуть. Никакого веселья тогда ни у кого не было. И сказал нам тогда наш бригад-командор следущее:
-Ребят, мы сегодня хорошо бились и мы победили. Но гордится тут, черт побери нечем. Не думал что когда ни будь вот так воевать придется. Закончится наш контракт – возьмем расчет, и никогда, слышите –никогда с Намирией дела мы иметь не будем. Пускай других идиотов поищут. А для меня еще честь воинская не пустое место. Не наше это дело –со штатскими воевать.
В тот вечер мы все напились допьяна, и настроение у всех было препаршивое.
Утром к нам явился офицер, и новый приказ зачитывает – надо идти в такую-то деревню, в карательную экспедицию. Потому что из этой деревни много мятежников вышло, и налог новый там так и не собрали.
Парни наши совсем погрустнели, но молча собрались и вышли.
Вышли значит из города походным маршем по проселочной дороге – и глазам своим не верим. Вдоль всей дороги, аккурат в десяти метрах друг от друга стоят виселицы, а на них вчерашние мятежные крестьяне висят, из тех что в плен сдались. И тьма воронья, сидят и поклевывают себе не спеша.
Все происходило словно как в кошмарном сне, дорога тянулась бесконечно долго, и повсюду были обезображенные вороньем висельники.
А этот офицеришка идет себе, прутиком помахивая и лекцию нам читает, как они славно с мятежниками покончили, и что теперь все это мужичье трижды подумает, прежде чем новый бунт учинять. А то им видишь ли новый земельный налог не устраивает.
Вошли мы наконец в деревню ту, там и в самом деле мужиков практически не осталось, видимо многие воевать пошли. Деревня нищая, дома многие покосились, соломой гнилой крыши крытые, да глиной мазанные.
И офицер этот объявляет на всю деревню: все вы, дескать смутьяны и бунтовщики, и следовало бы вас хорошенько проучить. Но мы даем вам шанс исправится и доказать делом. Что вы еще не окончательно потерянны для общества. Заплатите новый земельный налог, и живите себе по-прежнему.
Тут конечно бабы вой подняли, детишки чумазые тоже пищат, и налог платить никто не бежит.
Тогда эта офицерик забегает в первый попавшийся дом, хватает головню из очага и кидает ее прямо на крышу. Солома сразу занимается огнем, и спустя пару минут дом весь объят пламенем и дымом.
Мы все в шоке, жители тем более. Один старик подошел к поджигателю этому и говорит, что же вы делаете, изверги. Нельзя же так!
-Нельзя?! Ты еще меня учить вздумал, каналья! – хлоп, и заколол его шпагой. Насмерть. Ну тут уж наши не выдержали, подбежали и топорами его давай рубить. Долго его рубили, видать крепко у них на душе накипело, пока от этого офицеришки одни лохмотья не остались. Жители все стоят на нас смотрят ошалевшими глазами, и все, как один замолкли вдруг. Даже дети.
Наш командор тогда и обратился:
-Извините нас, люди добрые. Это мы с отцами и мужьями вашими воевали. Мы наемники, нам заплатили – и изволь исполнять работу. Но мы все-таки воины, и не позволим всякой гниде из нас палачей делать!
Вечерело, и мы остались на ночь в деревне, жители великодушно приютили нас и даже накормили, чем смогли.
С утра пораньше мы проснулись, перекусили тем, что от вчерашней трапезы осталось и обсудили, что нам дальше делать. Под трибунал местный идти никому не хотелось, – если эти намирийцы со своими такое вытворяют, то страшно подумать, что нас ждет. И решили к границе Хастанарка пробиваться, благо до нее ходу три дня всего. А потом обратили внимание, что в деревне как то подозрительно тихо, и никого на улице не видно. Прошвырнулись по домам – ну совсем никого нету. И дошло до нас - вся деревня в бега подалась. Ну это, конечно и правильно, не ждать же им второй карательной экспедиции.
Ну и мы тоже собрались и пошли в сторону границы. Крупные дороги и населенные пункты обходили стороной, старались никому на глаза не попадаться. Но похоже нас кто то заметил, потому что в аккурат, на второй день дорогу нам перегородила кавалерия, уланы, все в красном, как на подбор. По добру, по здорову нам покинуть Намирию не дали. И врагов было на порядок больше чем нас. Сначала, как полагается предложили сдаться, но дураков не было. Ну и накинулись на нас всем скопом, хотели же первым натиском рассечь наш строй и раздробить на небольшие отряды. Но бригад-командор наш, земля ему пухом приказал нам выстроится в каре, и ничего у них не вышло. Построились мы в каре и давай к лесу прорываться. Ну а уланы эти конечно нам этого позволить никак не хотели. И перли на нас, то с одного фланга зайдут, то с другого. Мне тогда не до лечения было, пришлось тогда арбалет в руки взять, у нас в Вольных Топорах у каждого пятого арбалет был припасен. Жарко было, очень жарко. И мало, кто из нас дожил до вечера.
К вечеру стало темнеть и мы кое как, но прорвались к лесу и ушли от преследования, и под покровом ночи перешли границу.
Осталось нас совсем немного, человек тридцать всего, командор наш погиб, не уберегли мы его. Решили в общем разбежаться, что бы не привлекать лишнего внимания. Флаг наш хотели сжечь, да я его себе попросил, на память оставить.
Рискованно конечно было его с собой брать, но сжечь его рука не поднялась.
Ну и разбежались мы в разные стороны. Большинство я слышал снова в наемники пошли, кое-кто осел и занялся ремеслом, а кто-то и вообще в разбойники подался. Таков вот конец бригады Вольных Топоров.
Конец бригады Вольных Топоров.
Уже который день наш обоз был в пути, каждый нас думал о том новом месте, где им предстояло жить и нести службу. Многие рекруты пытались скрасить свободное время играя к кости, или болтая друг с другом, а кто-то просто дремал. Прошел небольшой дождь, и когда он закончился, Кэлвин испугавшись, что лечебные травы, лежащие у него в сумке могут отсыреть, начал спешно их просушивать на солнце. Выложил из сумки все что было, бинты всякие, инструменты, порошки и все остальное. Также выложил небольшой кусок ткани, скрученный в рулон. Небольшой порыв ветра заставил ткань развернутся и все кто ехал с Кэлвином в одной повозке увидали что это не просто ткань, а старый потрепанный, но внушавший уважение флаг, на черном, как смоль фоне виднелись два скрещенных топора.
-Откуда у тебя это? – спросили Кэлвина.
-Ну это долгая история… -смутился он.
-А пока торопится некуда, расскажи нам эту историю.
-Хорошо, уговорили. В общем этот флаг – это все что осталось от бригады Вольные Топоры. Нас тогда разбили, сильно разбили... Впрочем я лучше начну историю с самого начала.
Служил я в бригаде Вольных Топоров, лихие были парни, и дело свое знали на все сто. И бригад-командор у нас тоже был что надо, суров –но справедлив. Очень мы его все уважали.
-Чем я там занимался, говорить? Да чем обычно, перевязки делал, припарки всякие да повязки. Не о том в общем разговор. Наняли нас как то Намирийцы, сроком на три месяца. У них там пограничный конфликт с Гондаром приключился. Заплатили нам неплохо, ну мы свои денежки отработали по полной и крепко наддали гондарцам.
Вскоре после этого обе страны обменялись послами, и миром уладили все, как будто ничего и не случилось. В общем обычное бряцанье оружием двух сопредельных, сильных государств.
На этом наша служба должна бы и закончится, но нас перевели в глубь страны, там у них бунт крестьянский образовался. Дело конечно не самое приятное – с гражданским населением воевать, пусть оно и не очень уж мирное. Но делать нечего- контракт подписан, деньги уплочены –изволь выполнять работу.
Пошли мы на мужичье, с одного фланга наша бригада, с другого регулярная армия. Надо признаться – эти вчерашние крестьяне крепко дрались, не на жизнь а на смерть, крови не боялись. И вооружены то были ерундой всякой –серпами, лопатами да граблями, но повторюсь бились очень достойно.
Их бы вооружить, обмундирование справить, да в бою научить, действовать более скоординировано –цены бы им не было. А так.. Разгромили их подчистую, да еще под конец кавалерия подоспела и одним натиском их строй раздробила. Многих тогда в плен взяли.
Тем же вечером все наши собрались в одной таверне, поесть, выпить да товарищей наших павших помянуть. Никакого веселья тогда ни у кого не было. И сказал нам тогда наш бригад-командор следущее:
-Ребят, мы сегодня хорошо бились и мы победили. Но гордится тут, черт побери нечем. Не думал что когда ни будь вот так воевать придется. Закончится наш контракт – возьмем расчет, и никогда, слышите –никогда с Намирией дела мы иметь не будем. Пускай других идиотов поищут. А для меня еще честь воинская не пустое место. Не наше это дело –со штатскими воевать.
В тот вечер мы все напились допьяна, и настроение у всех было препаршивое.
Утром к нам явился офицер, и новый приказ зачитывает – надо идти в такую-то деревню, в карательную экспедицию. Потому что из этой деревни много мятежников вышло, и налог новый там так и не собрали.
Парни наши совсем погрустнели, но молча собрались и вышли.
Вышли значит из города походным маршем по проселочной дороге – и глазам своим не верим. Вдоль всей дороги, аккурат в десяти метрах друг от друга стоят виселицы, а на них вчерашние мятежные крестьяне висят, из тех что в плен сдались. И тьма воронья, сидят и поклевывают себе не спеша.
Все происходило словно как в кошмарном сне, дорога тянулась бесконечно долго, и повсюду были обезображенные вороньем висельники.
А этот офицеришка идет себе, прутиком помахивая и лекцию нам читает, как они славно с мятежниками покончили, и что теперь все это мужичье трижды подумает, прежде чем новый бунт учинять. А то им видишь ли новый земельный налог не устраивает.
Вошли мы наконец в деревню ту, там и в самом деле мужиков практически не осталось, видимо многие воевать пошли. Деревня нищая, дома многие покосились, соломой гнилой крыши крытые, да глиной мазанные.
И офицер этот объявляет на всю деревню: все вы, дескать смутьяны и бунтовщики, и следовало бы вас хорошенько проучить. Но мы даем вам шанс исправится и доказать делом. Что вы еще не окончательно потерянны для общества. Заплатите новый земельный налог, и живите себе по-прежнему.
Тут конечно бабы вой подняли, детишки чумазые тоже пищат, и налог платить никто не бежит.
Тогда эта офицерик забегает в первый попавшийся дом, хватает головню из очага и кидает ее прямо на крышу. Солома сразу занимается огнем, и спустя пару минут дом весь объят пламенем и дымом.
Мы все в шоке, жители тем более. Один старик подошел к поджигателю этому и говорит, что же вы делаете, изверги. Нельзя же так!
-Нельзя?! Ты еще меня учить вздумал, каналья! – хлоп, и заколол его шпагой. Насмерть. Ну тут уж наши не выдержали, подбежали и топорами его давай рубить. Долго его рубили, видать крепко у них на душе накипело, пока от этого офицеришки одни лохмотья не остались. Жители все стоят на нас смотрят ошалевшими глазами, и все, как один замолкли вдруг. Даже дети.
Наш командор тогда и обратился:
-Извините нас, люди добрые. Это мы с отцами и мужьями вашими воевали. Мы наемники, нам заплатили – и изволь исполнять работу. Но мы все-таки воины, и не позволим всякой гниде из нас палачей делать!
Вечерело, и мы остались на ночь в деревне, жители великодушно приютили нас и даже накормили, чем смогли.
С утра пораньше мы проснулись, перекусили тем, что от вчерашней трапезы осталось и обсудили, что нам дальше делать. Под трибунал местный идти никому не хотелось, – если эти намирийцы со своими такое вытворяют, то страшно подумать, что нас ждет. И решили к границе Хастанарка пробиваться, благо до нее ходу три дня всего. А потом обратили внимание, что в деревне как то подозрительно тихо, и никого на улице не видно. Прошвырнулись по домам – ну совсем никого нету. И дошло до нас - вся деревня в бега подалась. Ну это, конечно и правильно, не ждать же им второй карательной экспедиции.
Ну и мы тоже собрались и пошли в сторону границы. Крупные дороги и населенные пункты обходили стороной, старались никому на глаза не попадаться. Но похоже нас кто то заметил, потому что в аккурат, на второй день дорогу нам перегородила кавалерия, уланы, все в красном, как на подбор. По добру, по здорову нам покинуть Намирию не дали. И врагов было на порядок больше чем нас. Сначала, как полагается предложили сдаться, но дураков не было. Ну и накинулись на нас всем скопом, хотели же первым натиском рассечь наш строй и раздробить на небольшие отряды. Но бригад-командор наш, земля ему пухом приказал нам выстроится в каре, и ничего у них не вышло. Построились мы в каре и давай к лесу прорываться. Ну а уланы эти конечно нам этого позволить никак не хотели. И перли на нас, то с одного фланга зайдут, то с другого. Мне тогда не до лечения было, пришлось тогда арбалет в руки взять, у нас в Вольных Топорах у каждого пятого арбалет был припасен. Жарко было, очень жарко. И мало, кто из нас дожил до вечера.
К вечеру стало темнеть и мы кое как, но прорвались к лесу и ушли от преследования, и под покровом ночи перешли границу.
Осталось нас совсем немного, человек тридцать всего, командор наш погиб, не уберегли мы его. Решили в общем разбежаться, что бы не привлекать лишнего внимания. Флаг наш хотели сжечь, да я его себе попросил, на память оставить.
Рискованно конечно было его с собой брать, но сжечь его рука не поднялась.
Ну и разбежались мы в разные стороны. Большинство я слышал снова в наемники пошли, кое-кто осел и занялся ремеслом, а кто-то и вообще в разбойники подался. Таков вот конец бригады Вольных Топоров.