После долгих изнурительных жарких дней Кобыла наконец-то добралась до берега моря.
И, сколько она не вертела головой, сколько не вглядывалась в морскую даль, не увидела ни одного пиратского корабля с усмехающимся Весёлым Роджером на флаге.
В недоумении она повернула голову к Бобу, и тут её глазам открылось не то тридцать, не то сорок ветряных мельниц, стоявших на берегу среди поля, и, как скоро увидел их Боб Смит, то обратился к Кобыле с такими словами:
— Судьба руководит нами как нельзя лучше. Посмотри: вон там виднеются тридцать, если не больше, пиратских кораблей, — я намерен вступить с ними в бой и перебить их всех до единого, трофеи же, которые нам достанутся, явятся основою нашего благосостояния. Это война справедливая: стереть пиратов с лица земли — значит верой и правдой послужить Старой Гвардии!
— Где вы видите пиратов? — спросила Кобыла.
— Да вон они, с громадными парусами, — отвечал её господин. — У некоторых из них длина парусов достигает почти двух миль.
— Помилуйте, сеньор, — возразила Кобыла, — то, что там виднеется, вовсе не пиратские корабли, а ветряные мельницы фермеров; то же, что вы принимаете за их паруса, — это крылья: они кружатся от ветра и приводят в движение мельничные жернова.
— Сейчас видно неопытную искательницу приключений, — заметил Боб Смит, — это пираты. И если ты боишься, то отъезжай в сторону, а я тем временем вступлю с ними в жестокий и неравный бой.
В это время поднялся маленький ветер, и крылья мельниц начали вращаться; видя это, Боб Смит бросается и нападает на первую попавшуюся мельницу; но в ту минуту, когда он, взведя курок кольта, прицелился в крыло мельницы, ветер повернул это последнее с такою силою, что оно разломало кольт Хомбре в куски и потащило за собою и Кобылу, и воина, который и покатился по земле в самом несчастном состоянии.
– Разрази меня гром! Сто тысяча чертей!!!– проржала Кобыла, – Не говорила ли я вашей милости, чтобы вы остерегались это делать, потому что это – просто ветряные мельницы, и только тот может сомневаться в этом, у кого такие же мельницы в голове.
– Молчи, – ответил Боб Смит, – дела войны более, чем какие-либо другие, подвержены постоянным превратностям; кроме того, по моему мнению, – и я в этом, кажется, не обманываюсь – это хитрый Акелла превратил пиратов в мельницы, чтобы лишить меня славы победы над ними – так непримирима его ненависть. Но, в конце концов, его проклятое искусство все-таки не победит силы моего меча.
– Да будет на то воля Веста, – отвечала Кобыла и, припомнив услышанную когда-то историю про подвиги одного идальго, спросила, - Значит мы совершили подвиг и все-таки разгромили пиратов?
- Безусловно, - с гордостью заявил Боб, - Любая война требует жертв и приносит потери. Но они компенсируются победой и престижным статусом. Оплакивать убытки, копить обиды,- что не взяли в бой, могут только те, кто не знает как наматывать портянки... Каждый из нас прошел этот путь и я тоже родился не в полном сете Хомбре...
- Тогда произведите меня в ранг Почетных кобыл Гвардейского корпуса!, - в нетерпении потребовала Кобыла.
- А готова ли ты, если в бою потребуется погибнуть, не покидать своего места, и сделать это без стонов и упреков, как настоящий солдат?, - в задумчивости спросил Боб, - Готова ли ты учиться воевать без шустрых рассуждений, упреков и жалоб и стоять в строю со всеми и никогда не позорить себя слезами горечи личных обид?
- Да! Да! Да!- , троекратно крикнула Кобыла и неуклюже взяла на караул, почувствовав себя настоящей Гвардейской лошадью.
- Тогда Властью, данной мне Гвардией, отныне нарекаю и зачисляю тебя, Сивую Кобылу, в ряды Гвардейских коней! В честь нашей победы не хочешь ли ты сменить свое имя на более героическое и знаменательное?
- Да, - с восторгом произнесла Кобыла, - Прошу с этой минуты называть меня в честь коня такого же героического воина с ветряными мельницами, как и вы - Росинантом! С этим именем я надеюсь совершить такие подвиги, что вы почтете себя счастливым, удостоившись быть свидетелем и очевидцем чудес, которым впоследствии весь мир поверит с трудом.
- Да будет так, - сказал Боб, - А я, в свою очередь, опишу все наши совместные подвиги и поведаю о них всему великому миру Индианы.
Прошло время, идальго наш с головой ушел в повествование своих подвигов, и сидел он над написанием с утра до ночи и с ночи до утра;
и вот оттого, что он мало спал и много писал, мозг у него стал иссыхать, так что в конце концов он и вовсе потерял рассудок...
С любовью и со всем моем уважением к творчеству и произведению Мигеля де Сервантеса Сааведры «Дон Кихот Ламанчский.»